Свою книгу об авиации В. А. Пономаренко начинает с фразы: «Небожители, т.е. летчики, — носители человеческого духа» (Пономаренко, 1996). Это смыкание двух — переносного и буквального — значений слова «небожители» делают профессию «летчик» моделью человеческого труда и жизнедеятельности вообще.
В качестве модели она выступает в силу того, что опасная профессия является высшей, ставшей (при условии, что человек выступает в качестве ее подлинного субъекта) формой труда. Она в четкой, осязаемой форме содержит то, что в других профессиях имеется, но не доминирует так выпукло. «Актуализация тех глубинных резервов души и тела, которых размеренная земная жизнь требует лишь изредка» (Пономаренко, 1996. — С. 43). Профессии риска концентрируют в сжатом виде то, что в других профессиях слишком растянуто во времени, и поэтому не всегда позволяет наблюдать тот скачок, который называется поступком. Именно профессии риска позволяют наблюдать с реальной вероятностью ситуацию выбора и нравственной победы.
И все же профессия летчика является особой даже среди них. Летчик работает «в отрыве от земли», он подвергается риску постоянно, но вместе с тем он живет «в небесах» — в «неведомых гранях красоты». Ему нелегко отстраниться от земных дел, хотя видит он землю со стороны. Эта концентрация невиданного напряжения («выраженной мобилизации») и стремительного пребывания в возвышенной красоте делают профессию летчика особой: здесь «обычным» (рабочим) становится то «состояние души, которое называется летанием» (там же. — С. 11). Это то духовное состояние, которое Бог отнимает в наказание. И поэтому летчики действительно — «носители человеческого духа» (там же. — С. 8)-В силу этого анализ деятельности летчика может служить моделью
жизнедеятельности вообще, чтобы раскрыть основную тайну: как человек становится человеком.
Летчик-испытатель В. Овчаров, выражая свою солидарность В. А. Пономаренко в том, что летчик действительно человек высшего порядка, в рецензии на данную книгу пишет: «Сам летчик может быть интеллигентен, может не быть, может быть человеком широкой души или скопидомом, умным или не слишком. Но это — пока он не включился в предстоящий полет. Мне приходилось быть свидетелем озарений в воздухе, посещавших, на первый взгляд, тугодумов, я наблюдал примеры такого благородства, которые трудно было угадать в человеке, на земле слывшем эгоистом и сугубым прагматиком».
Небеса прекрасны и величественны, но дело не в этой очевидной для всех красоте. Именно потому, что Пономаренко схватывает на примере анализа единичной формы труда ее особенные и всеобщие формы, он с необходимостью (и это показатель глубины анализа) выходит на выявление родовой сущности человека, сущностной характеристики его деятельности, а именно — творчества, высшим проявлением которого (по сути, она потому и важна как научная проблема) является сохранность жизни человека в небе. Поэтому творчество синонимично профессионализму, поскольку именно профессионализм является «гарантом летной и человеческой надежности... гарантом безопасности полета» (там же. — С. 41).
Такое расширительное толкование понятия «профессионализм» автор раскрывает через базовое фундаментальное свойство авиатора как личности. Введение в понятие профессионализма «моральной стороны» является уже само по себе новаторством. «Моральная сторона» вводится не из контекста теории, а как результат требовательного осмысления труда летчика. При этом Пономаренко исходит, казалось бы, из очевидных истин: «В каждой профессии есть работники, специалисты и профессионалы». Да, к сожалению, много людей «работает» в разных областях, формально относясь к делу. Но авиация «без профессионализма становится транспортом» (там же. — С. 193).
Если в обыденном представлении понятия «специалист» и «профессионал» синонимичны, то Пономаренко их разводит по признаку активности субъекта труда, вернее, ее истоков: «Если понятие "профессионализм" свести к понятию "специалист", то веду-Шим (системообразующим) качеством выступает заданность, т.е. нормированность действий... исполнительность, высокий уровень Мастерства, позволяющий исполнять задание с требуемым качеством». Но такое понимание «ущербно, если стоит вопрос о безопасности жизни» (там же. — С. 43).
Автор считает, что «необходимой психологической добавкой к Профессионально важным качествам специалиста опасной профессии является осознание того, что профессиональные знания умения и навыки не есть центральное звено личности, а лишь средство развития своих общечеловеческих возможностей и сущ, ностных сил» (там же. — С. 43). «Знания, умения и навыки — это "прививаемые" рефлексы к способностям, а духовность — изнутри имманентно присущее, которой он сам насыщает профессию» (там же. — С. 258). Именно поэтому он считает, что для опасной профессии «профессионализм — категория человеческого бытия». Это система личностных, мировоззренческих, деловых, моральных и нравственных качеств. Стержнем нравственного императива здесь является мораль — подвижничества, для которого самосохранение не стоит на первом месте.
Это не просто громкие слова, так как нравственную основу профессии гарантирует то, что работа летчика заключается в обеспечении безопасности других. Это определяет характер требований к профессионализму, так как «в опасной профессии некомпетентность, эгоизм, равнодушие — всегда приносят несчастие другим». Поэтому в экстремальных ситуациях побуждающим мотивом является даже не сострадание, а долг. Отсюда и корни духовности летчика: его долг вершить добро, трансформируя Совесть в решимость, а мужество — в профессиональность поступков. Таким образом, профессионала от специалиста отличает системное свойство — «духовное пространство», и это не метафора, подчеркивает автор, а взаимоотношения со своей совестью. «Духовное пространство» — это внутренний мир, формируемый любовью к полету, потребностью в духовной свободе и потому исключающий духовную глухоту.
Автор причисляет летчиков к «цвету нации», поскольку именно в опасных ситуациях интенсивнее развивается человеческое в человеке; у них создается способ проявления в себе «высшей ценности — нравственности» (там же. — С. 53). «Летная работа порождает этических проблем не меньше, чем профессиональных. В полете ты свободен, но поэтому нельзя лгать даже самому себе. Будешь наказан. И в этом великий этический смысл летной профессии: человек отвечает за свои поступки сам и немедленно, публично» (там же. — С. 212).
Если летная дисциплина — краеугольный камень безопасности полета, регламент — разминированная тропа в небе, то профессионализм — мера зрелости сознания. Он начинается с формирования личности летчика, суть которой в жизненной установке — летать. И главное — профессионализм как состояние души формирует стремление к расширению своих возможностей. В опасной профессии это достижение мастерства за счет расширения границ риска. Таким образом, сама опасность есть экология духа, которая формирует характер. Питает профессионализм познавательный интерес к неизвестному. Одновременно это подавляет,
«обесточивает» чувство страха и развивает способность опережать ход событий, а главное, формирует жизненную установку не только на исполнение, но и на творческое решение.
Функциональное значение творчества выступает для автора, с одной стороны, средством защиты от стрессогенного воздействия летного труда, с другой — как истоки профессионализма и человеческой надежности: «через опасность — поднять безопасность» (там же.-С. 192).
Аспект творчества ведет к необходимости наличия позиции субъекта деятельности. Отсюда потребность в независимости у летчика. Она, в свою очередь, обеспечивается формированием способностей, которые «переводят поведение в поступок» (там же. — С. 46). Там, где профессиональная ошибка становится грехом, страданием совести, так как ее ценой являются чужие жизни, там более остро ощущается свое предназначение в мире бытия, там и более наглядны результаты труда. Поэтому одной из этических составляющих летной профессии является право на осознанный риск. «В риске профессионала больше ума и решимости, чем жертвенности», — утверждает автор (там же. — С. 46). Потребность в риске — отпущенная на свободу воля и риск как стремление к свободной воле — есть сущность творческой жизни. В этом духовном свойстве автор видит ключ к пониманию мысли А. Швейцера: «Познание, которое приобретает человек благодаря своей воле к жизни, богаче, чем познание, добываемое путем наблюдения над миром» (цит. по: Пономаренко, 1996. — С. 259).
Удивительная созвучность наших теоретических позиций, с одной стороны, усиливает каждую из них, с другой — позволяет рассматривать результаты тестирования как диагноз и прогноз того содержания, который Пономаренко вкладывает в понятие «летчик-профессионал».
Выборка летчиков состояла из слушателей Академии гражданской авиации и летчиков-испытателей.
Работа летчика по своему характеру приближается к труду оператора, управляющего сложной системой, как крайнему проявлению практического интеллекта. Не случайны те практические трудности, с которыми сталкивается командование гражданской авиации при квалификационной оценке работы летного состава: последняя должна быть одновременно и комплексной (всесторонней), и интегральной. Но, по признанию специалистов, система этих оценок далека от совершенства и базируется на многих, порой дробных показателях. Поэтому мы не сочли возможным использовать для корреляционного анализа оценки, зафиксированные в летных книжках: класс, присвоенный минимум погоды, должность (командир корабля, второй пилот, пилот и т.д.), средний балл по летной успеваемости (оценка техники пилотирования и самолетовождения) и т.п.
Нами был предложен эмпирический, но жестко действующий критерий: на каком типе самолетов разрешено летать летчику. Этот критерий может рассматриваться как интегральный: не являясь в полной мере критерием профессиональной творческой успешности, он отражает ее в своих полярных величинах. Правда, стремление перейти на более высокий тип самолета может объясняться самыми разнообразными мотивами: материальной заинтересованностью, престижем, профессионально-познавательным интересом. Но этот критерий не менее объективен, нежели ученые степени и звания: посадить летчика за штурвал самолета более сложного типа без достаточных на то данных — значит поставить под угрозу десятки и даже сотни человеческих жизней.
Попытаемся установить закономерную связь между двумя рангами — по ИА и ЛУ (летной успешности). Данные ранжирования по группе летчиков представлены в табл. 2.
В качестве характерного примера представителей стимульно-продуктивного уровня рассмотрим деятельность в эксперименте испытуемого Ш. В., имеющего 29-й ранг по ЛУ и такой же ранг по ИА. Каждая предлагаемая в эксперименте задача была для него совершенно новой. Не случайно, что и каждый полет, как говорит сам летчик, он воспринимает как совершенно не похожий на предыдущий. Так, в беседе он говорит: «Хоть и есть повторяемость элементов в полете, но все же для меня каждый раз все предстает вновь». Это в какой-то степени и объясняет его достаточно низкие успехи в летной деятельности. Пассивность, проявленная им в эксперименте, видимо, коррелирует и с его пассивностью в летной деятельности.
Испытуемые эвристического уровня ИА, отнесенные к более высокому рангу по сравнению с испытуемыми стимулъно-про-дуктивного уровня, отличаются более высокими показателями по рангу ЛУ. По успешности летной деятельности среди всех испыту-емых-эвристов можно выделить Б. В. Он имеет I класс при самом маленьком общем налете. Испытуемый был командиром корабля на Ил-18. Видимо, его активное отношение к летной деятельности дало ему возможность добиться такой успешности. Летчик однажды предвидел отказ двигателя на основе установленных когда-то в полете случайных явлений.
И наконец, ярким представителем испытуемых третьей группы — креативного уровня ИА — является известный летчик-испытатель М. Г. Он овладел новой деятельностью в обучающем эксперименте буквально молниеносно: секундомер нам просто не понадобился. В основном эксперименте уже при решении второй задачи, сопоставив ее с предыдущей, пришел к верному заключению: «А здесь просто сдвиг... Если шов (предъявляется развертка шахматного цилиндра) как следует заделать, то можно просто сдвигать фигуры на соответствующее расстояние». Это замечание
Таблица 2
Данные ранжирования по группе летчиков
Уровни ИА Ф.И. Профессия, должность Класс Ранг ЛУ* Ранг ИА
Креативный М.Г. Летчик-испытатель I I 1
Эвристический Б. В. Ком. корабля Ил-JS I 2 3
А.М. Ком. А.Э. Ан-24 II 19 7
И. В. Ком. А.Э. Ил- 14 И 10 2
о. в. Ком корабля Ил- 18 III 5 6
П.Д. Ком корабля Ил- 18 I 3 5
Р. В. Ком корабля Ил- 18 II 4 4
Сгимульно-продуктивный Б. В. Пилот-инструктор Ил- 14 III 14 25
Б.Вл. Ком. корабля Ил- 14 III 16 18
А В. Ком корабля Ил- 14 11 13 12
А.Ю. Ком. корабля Ил- 18 111 6 9
А.А. Ком. корабля Ил- 14 II 15 17
В.Л. Ком. корабля Як-40 II 28 30
ГА. 2-й пилот Ан-24 III 27 15
Д. В. Ком. корабля Ан-24 11 26 28
И.Е. 2-й пилот Ан-24 111 16 26
И.Ю. Ком. корабля Ан-24 11 24 22
И.А Пилот-инструктор Ан-24 III 22 20
И. В. 2-й пилот Ил- 18 11 8 14
И В Зам. ком. А.Э. Ан-24 II 20 8
Л. В. 2-й пил от Ил- 18 II 7 10
Л.Ю. Ком. корабля Ан-24 II 23 27
ОЛ. Ком. корабля Ил- 18 I 9 19
п.в. Ком. корабля Ан-24 II 21 24
Р.В. Ком. корабля Ил- 14 II 12 16
РВ. Ком корабля Ил-2 II 30 13
ТА Ком. корабля Ан-24 И 25 21
Ч А. Ком корабля Ил- 14 III 17 23
Ш В. Зам ком А.Э. Ан-24 III 29 29
Б А. Ком корабля Ил- 14 II 11 11
* Ранг летной успешности.
соответствует выходу на эвристический уровень. Но уже решая пятую задачу, он обосновывает эту закономерность, теоретическое доказательство означает выявление генетически исходного основания. По-видимому, в эксперименте у М.Г. проявились как раз те качества творческой личности, которые помогали ему не только быстро реагировать на изменения в ситуации полета, но и прогнозировать последствия. Удивительная быстрота мысли, стремительность обобщений и слияние с машиной (работая на бумаге, он мыслит в металле), наверное, неоднократно спасали ему жизнь.
Следует упомянуть также, что М. Г. успешно защитил кандидатскую диссертацию и является автором ряда книг, теоретических и литературных статей.
Факты подобного рода наряду с процентным распределением испытуемых по трем уровням в разных профессиональных группах дают нам право считать, что наша методика «Креативное поле» не имеет профессиональных ограничений. Если человек принимает экспериментальную деятельность, он действует соответственно своему стилю мышления и проявляет сформировавшийся у него уровень интеллектуальной активности.
Склонность и способность к теоретическому мышлению обычно рассматриваются как некий исключительный «дар», необходимый лишь в узких областях науки. Однако теоретическое мышление по сути своей универсально, оно играет роль важнейшего инструмента познания сущности вещей и явлений и преобразования действительности. Теоретическое мышление у человека, занятого «практикой» в любой области, не снижает, а, наоборот, повышает качественный уровень его практической деятельности, придавая ей творческий, новаторский характер.
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.